Встречи.
Главная страница

Записки психиатра
Заглавная страница.

Сука.
Заглавная страница

-30-

На следующий день, во вторник во время собрания всех врачей диспансера я сказал: "Интересный больной. 15 лет в больнице "Ган Эден" и сейчас учит немецкий, чтобы преподавать и потому что любит Гёте в оригинале".

-Любить Гёте в оригинале, - засмеялся Пастернак.

Доктор Тернер покрутилась на своём кресле: "Пригласи его на следующую неделю".

Большую часть дня мне думалось о Софе. Я звонил ей. Софа отвечала, в основном, как-то неохотно. Как будто бы отбывала какую-то постылую повинность. Я терялся. Не знал, что спрашивать, о чём говорить. Дурацкие: "Как дела?" вызывали автоматический ответ: "Работаю и учусь". Затем следовало: "Устаю после дежурств. Еле доползаю до кровати". Несколько робких попыток приглашения обрывались безжалостным, ледяным тоном, каждый раз поражавшим меня подирающим спину холодком. И вдруг, Софа зазвучала, к моей вящей радости, весело, приветливо, заинтересовано. Я тут же схватил быка за рога: "Пошли сегодня расслабимся. В Эммануэле есть очень приличный китайский ресторанчик. Как ты к китайской кухне?"

-Ладно. Давай.

-Значит, после работы я тебя забираю.

-Забирай, - засмеялась Софа.

Какая уж там работа, но принимать больных следовало. И ответственности никто с меня не снимал.

В 70-е годы, ещё при шахе, до всех ужасов начавшейся в 1979 году исламской революции Хоменаи и власти аятолл, простая иранская девушка влюбилась в еврея, да так, что бежала из семьи к своему возлюбленному. Она в тайне приняла иудаизм и вместе они выскользнули из всё ещё более-менее переносимого шахского Ирана, потому что и там отказ от ислама, дав ещё с обращением в еврейку завершился бы для неё очень печально. Через Турцию и Европу молодые люди репатриировалась в Израиль. Мирьям родила пятерых сыновей. Семья не бедствовала, так как муж смог преуспеть в бизнесе по продаже импортированных из Европы легковых автомобилей. И здесь началось. Неожиданно Мирьям узнала, что и её родственники в последний момент смогла сбежать из уже аятольского Ирана в Америку. Родственники были недовольны, что Мирьям стала еврейкой, но делать нечего. Они приехали в Израиль. Сначала встреча напрягла всех, но некоторое время спустя, родители совершенно растаяли, увидев своих внуков. Три брата и четыре сестры тоже волей-неволей смирились с происшедшим. Затем семья Мирьям с ответным визитом посетила родственников за океаном. И вдруг, самый близкий и любимый Мирьям брат погибает в Нью-Йорке в автомобильной катастрофе. Проходит всего несколько месяцев и её старшего сына, выскочившего на проезжую часть дороги, сбивает машина, и он умирает через двое суток.

У Мирьям развился психоз. Её госпитализировали в психиатрическую больницу и через полгода выписали с диагнозом "шизофрения".

Невысокая, худенькая женщина с разрушенными, чёрными зубами, очень портившими её симпатичное лицо, никогда не пропускала своей очереди, и хотя прошло уже довольно много лет, каждый раз говорила только о погибших. Я сомневался в её диагнозе, но менять не хотел – вряд ли она сможет работать на свободном рынке, к своему определению уже привыкла, и поди знай, как среагирует выплачивающий инвалидность Институт Национального страхования на смену диагноза.

-За что мне так? Вы знаете, одна из сестёр по телефону мне сказала: "Это потому что ты стала еврейкой". Всё. Я вычеркнула её из моей жизни. Я не знаю, что думают родители, кто знает, может быть так же, но они и другие братья и сёстры ничего подобного мне не говорят. Я благодарна им за это. Я люблю их всех, кроме той сестры. Вы знаете, я уже настолько стала еврейкой, что и забыла, когда была мусульманкой. Мои девочки каждый шабат зажигают свечи и я вместе с ними. Я люблю Израиль, но за что Б-г меня так наказал? Ну, чем я его так прогневала?

Я лишь молчал, слегка кивая головой. Думаю, что Мирьям и не ожидала от меня никакого словесного ответа. Мне казалось, что она воспринимает моё сострадание, и это ей очень важно. Не выразимо словами.

Позвонила Лили: "Доктор, извините, опять припёрся этот Вайцман…"

-Из семьи президента.

Лили засмеялась: "Мароканец-наркоман, да к тому же не Вейцман, а Вайцман. Он нас замучал. Совсем дурной. Когда-то кто-то из врачей прописал ему Клонекс (успокаивающее) и он всё время приходит, когда недобрал дозы и требует. Вы, конечно, сами решаете, но имейте в виду".

-Поимею и с большим удовольствием, - почему-то развеселился я.

Вскоре в кабинет без стука ввалился невысокий, чуть сутулящийся мужчина лет 35 внешне, а по документам 26. Непонятно как к нему – чисто марокканскому еврею - попала эта типичнейшая ашкеназийская фамилия.

-Добрые регистраторы послали его ко мне, - подумалось мне с первого взгляда ев пациента.

-У меня нет денег на чёрный рынок – там очень дорого, - без спросу плюхнулся Вайцман на стул м стал зачем-то поправлять левую штанину.

Разворачиваясь к нему чуть полубоком – просто захотелось подвигаться, я думал: "А ты завязывай с дурью".

-Выпишите мне Клонекс и Гипнодорм (сильгнйшее успокаивающее и снотворное).

Возвращаясь к нему в положение фас, я думал: "Перебьёшься, мой хороший".

-Выпишите мне. У меня нет денег. На чёрном рынке очень дорого.

-Скорблю вместе с вами, - сказал я про себя, произнеся, - Лечитесь от наркомании. Сэкономите кучу денег и сохраните здоровье.

-Выпишите,- Вайцман перешёл к правой штанине.

-С огромной радостью бы. Но нам нельзя.

-Всем можно. Всем выписывают. И здесь мне нормальный доктор выписал. К сожалению он уже здесь не работает, а вместо него вы…

-Если не хотите лечиться от наркотической зависимости, то идете ко всем, кто выписывает

Был он канюч, противен, но, к счастью, неагрессивен.

В дальнейшем я без всякой жалости отшивал его раз за разом. Он же опять и опять пытался сломить меня.

Несолоно хлебавши, Вайцман ушёл.

Позвонил Клайн: "Ну, как она жизнь митмахуёвая? (митмахе - специализирующийся, что-то типа ординатуры или резидентуры США)

-Хорошо тебе глумиться-то.

-Глумиться всегда плохо и это правда. Я-то думаю о пенсии мукдемет (ранний выход на пенсию).

Это была одна из любимых тем доктора Клайна, вместе с пришельцами и концом света.

-Конечно, детей у него нет, вот он и хочет, чтобы с его концом всё и завершилось, - говорил Лайкин.

-Так оно и будет с каждым концом, - согласился я.

Грузинер и Казанский засмеялись.

-Кстати, а что Людовик – 14 был бездетным? – вопрос мой остался безответным.

Я уже собрался полететь на крыльях любви за Софой, как на мобильнике высветился её номер: "Илья, я не смогу, я не смогу сегодня – очень устала".

-А когда?

-Звони.

-Как пыльным мешком из-за угла, - вспомнил я детское выражение и пошёл к Лайкину.

возврат к началу.